|
Anastasia Dress A.Y.D
Фродо лежал ничком на камне, и гнусная тварь склонилась над ним, занятая поверженной жертвой; криков Сэма она не услышала и не заметила его, пока он не подбежал вплотную - и увидел, что Фродо плотно обмотан паутиной от лодыжек до плеч; чудище уже поднимало передними ногами и поволокло его спеленутое тело.
И поднялся на ноги хоббит Сэммиум, сын Хэмбриджа. - Иди-ка сюда, мразь! - крикнул он. - Ты ранила моего хозяина, гадина, и тебе несдобровать. Мы пойдем дальше, но сперва разделаемся с тобой! Иди-ка сюда, а то тебе еще мало! И словно возжженный его неукротимым духом, светильник в его руке запламенел, как светоч, засиял, как светило, пронизывая мутную тьму ослепительно ясными лучами. Невиданный огонь с поднебесья опалил Шелоб, как молния; лучи жгли раненный глаз нестерпимой болью; другой, показалось Ей, ослеп. Она шлепнулась на спину, беспомощно суча длинными коленчатыми ногами, заслоняясь от жгучего, терзающего света, потом отвернула изувеченную голову, перекатилась и поползла на брюхе, подтягивая ноги, цепляясь клешнями за камни, к черной дыре, к спасительному логову. Сэм наступал; он шатался, как пьяный, но шел на Нее. Она заторопилась прочь, мерзко, трусливо дрожа и клыхаясь, обгаживая камни желто-зеленой слизью, и втиснулась в проход, а Сэм успел еще рубануть по Ее ногам, вползавшим за Нею. И упал без памяти. Шелоб удалилась, а что было с Нею дальше, долго ли безвылазно пролежала Она в своей берлоге, зализывая и залечивая раны спасительной темнотой, отращивая пучковатые глаза, когда озлобленный смертоносный голод выгнал ее из логова и где она снова раскинула свои тенета в Изгарных горах - об этом наша хроника умалчивает. Сэм остался один. В густеющих черных сумерках проклятой страны он очнулся и устало пополз назад, к хозяину. - Хозяин, дорогой хозяин, - проговорил он, но Фродо не отзывался. Когда он летел со всех ног без оглядки, радуясь освобождению, Шелоб огромным прыжком подскочила сзади и вонзила жало ему в шею. Теперь он лежал бледный, бесчувственный, неподвижный. - Хозяин, дорогой хозяин! - снова позвал Сэм и долго-долго тщетно ждал ответа. Он быстро, ловко и бережно разрезал путы и приложил ухо к груди, потом ко рту Фродо, но сердце не билось, губы отвердели. Он растирал ему охладелые руки и ноги, трогал ледяной лоб. - Фродо, господин Фродо, сударь! - звал он. - Не оставляйте меня одного! Это ваш Сэм, откликнитесь! Не надо, не уходите без меня! Проснитесь, сударь! Господин Фродо, милый, дорогой, проснитесь! Проснитесь, пожалуйста! Потом его охватил гнев, и он бегал вокруг тела хозяина, пронзая воздух, рубя камни, выкрикивая проклятья. Потом склонился над Фродо и долго смотрел на его бледный лик на черных камнях. И вдруг он вспомнил, что ему привиделось в Зеркале Галадриэли: мертвенно-бледный Фродо крепко спит у черной скалы. Это он тогда подумал, что крепко спит, а на самом деле... - Он умер! - сказал Сэм. - Он не спит, он умер! И от этих его слов точно яд разошелся в холодеющей крови, и лицо Фродо стало исчерна-зеленоватым. И черное отчаяние овладело им, и он склонился к земле и укрыл голову капюшоном, сердце его оцепенело от горя, и он лишился чувств. Схлынула темнота, и Сэм очнулся в тумане; но протянулись минуты или часы - этого он не знал. Он лежал на том же месте, и так же лежал возле него мертвый хозяин. Горы не обрушились, камни не искрошились. - Что мне делать, делать-то что? - проговорил он. - Неужто же мы с ним зря всю дорогу... - И ему припомнились собственные слова, сказанные еще в начале пути, не очень тогда понятные ему самому: Я ведь обязательно вам пригожусь - и не здесь, не в Хоббитании... если вы понимаете, про что я толкую, - А что я могу сделать? Оставить его мертвое тело на камнях и бежать домой? Или идти дальше? Дальше? - повторил он, вдруг задумавшись и испугавшись. - Как это - дальше? Мне, значит, идти дальше, а его что же, бросить? И он заплакал и подошел к Фродо, прибрал его тело, и скрестил его холодные руки на груди, и обернул его плащом, и положил с одной стороны свой меч, а с другой - Фарамиров посох. - Если мне надо идти дальше, - сказал он, - то придется, сударь, уж извините, взять ваш меч, а вам я оставлю этот, он лежал возле старого мертвого короля в Могильниках; пусть вам останется ваша мифрильная кольчуга, подарок господина Бильбо. И вот еще ваша звездинка, сударь - вы мне ее одолжили, и она мне очень еще понадобится, темень-то никуда не делась, и мне от нее никуда не деться. Куда уж мне такие подарки, да и не мне она была подарена, Владычица вам ее дала, но она-то как раз, может, и поймет. А вы-то хоть понимаете, сударь? Раз мне надо дальше. Ну не мог он идти дальше, никак не мог. Он опустился на колени, взял мертвую руку и не мог ее отпустить. Шло время, а он все стоял на коленях, держал холодную руку и не мог решиться. Да, решимости не хватало, а надо было пускаться в одинокий путь - затем, чтоб отомстить. Он не остановится, пройдет любыми тропами, исходит все Средиземье, есть-пить не будет, пока не настигнет и не убьет Горлума. Но ведь не за этим он пошел с хозяином, да ради этого и не стоит покидать его тело. Убийством его не вернешь. Его ничем не вернешь. Тогда уж лучше умереть рядом с ним: тоже одинокий путь, уводящий из жизни. Он поглядел на ярко-голубой клинок и подумал о пути назад краем черного обрыва в никуда. Мстить или не мстить - не все ли равно? Нет, не за этим он шел за тридевять земель. - Ну а что ж тогда? - воскликнул он снова. - Что же мне делать? - И ответ пришел сам собой, простой и жестокий: обещал пригодиться - пригодись, исполни за него. Вот он, твой путь - тоже одинокий и самый страшный. - Это как? Мне, одному, идти, что ли, к Роковой расселине? - Он задрожал, но тут-то и пришла решимость. - Как так? Это мне-то, мне у него забрать Кольцо? Совет поручил Кольцо ему. И опять не замедлил ответ: "Совет поручил ему Кольцо и дал спутников, чтоб они помогли выполнить поручение. Ты - последний из Хранителей: вот и выполняй, за тебя некому". - Зачем так надо, чтоб я был последним! - простонал он. - Сюда бы старину Гэндальфа или кого из прочих... И как мне одному решать? Я ж непременно маху дам! Чего мне выставляться-то, какой из меня Хранитель Кольца? "Ты не выставляешься: тебя выставила судьба. А что, мол, ты в Хранители не годишься, так не больно-то годились и господин Фродо, да что говорить, господин Бильбо и тот... Они ж не сами себя выбирали, а так получилось". - Словом, хочешь не хочешь, а надо решать самому. Осрамлюсь, конечно, но это уж как водится: чтобы Сэм Скромби да не сел в лужу? Будем думать: ну вот, найдут нас здесь, господина Фродо, то есть, и эта Штуковина, что на нем, достанется Врагу. Тут нам всем и конец - конец Лориэну, Раздолу, а Хоббитании уж и подавно. Ишь, думать наладился - думать-то времени нет. Война началась, и Враг, видать, берет верх. Обратно с Кольцом не проберешься: да и с кем советоваться, у кого спрашиваться? Нет уж, либо сиди жди, пока тебя укокошат над телом хозяина, а Штуковину отнесут кому не надо, либо забирай Колечко и бери ноги в руки. - Он глубоко вздохнул. - Вот так, и больше ничегошеньки не надумаешь! Он склонился над Фродо, отстегнул брошь у подбородка, засунул руку ему под рубашку, а другой рукою приподнял мертвую голову, поцеловал холодный лоб и бережно снял цепочку с шеи. И опустил голову хозяина на камень; застывший лик не изменился, и тут уж все стало понятней понятного: да, Фродо умер и поручение его больше не касается. - Прощай, хозяин, прощай, дорогой мой! - тихо молвил он. - Прости своего Сэма. Он вернется сюда непременно, вот только доделает, ежели получится, твое дело. И уж больше не разлучимся. А покуда покойся с миром: авось не доберутся до тебя вражеские стервятники! Может, Владычица услышит меня и соблаговолит исполнить одно-единственное мое желание - устроит так, чтоб я возвратился и нашел тебя. Прощай! Он склонил голову, продел ее в цепочку - и согнулся под тяжестью Кольца, словно на шею ему повесили огромный камень. Но мало-помалу, то ли привыкая к тягости, то ли обретая новые силы, он распрямился, с трудом встал на ноги и понял, что идти сможет и ношу унесет. При свете фиала он еще раз поглядел на своего хозяина - а фиал светился тихо, будто ранняя звезда летним вечером, и мягко озаряла лицо Фродо, строгое, бледное и по-эльфийски красивое: смертная тень сошла с него. Горько утешенный на прощанье, Сэм отвернулся, спрятал светильник и побрел в сгустившуюся темень. Идти было недалеко: сотня саженей, не больше, от прохода до Ущелины. Тропа и сумерках виднелась - широкая, исхоженная, она отлого поднималась в гору между сближавшихся скал и превратилась в длинную лестницу с плоскими, стертыми ступенями. Черная сторожевая башня угрюмо высилась прямо над ним, мигая красным глазом. Он скрылся в тени у ее подножия: вот и лестнице конец, а вон и Ущелина. - Решенного не перерешать, - твердил он сам себе, а все же, хоть вроде бы решил и по совести, но сердце его противилось каждому шагу. - Неверно, что ль, я рассудил? - пробормотал он. - а как же надо было? У самого гребня громоздились отвесные скалы, и, прежде чем углубиться в проход между ними и выйти к тропе, ведущей вниз во Вражьи края, Сэм обернулся и постоял неподвижно, пытаясь отделаться от мучительных сомнений и глядя вниз, на каменную пустыню, где разбилась вдребезги его жизнь. Черной точкой виднелся проход в логово; правее саженей так на тридцать остался лежать Фродо; там словно бы метались какие-то отсветы, а может, это слезы застлали ему глаза. - Одно у меня желание, больше нет, - вздохнул он, - только б вернуться и найти его! - И он нехотя - да и ноги не слушались - сделал несколько шагов к перевалу. Всего несколько шагов; еще несколько - и начнется спуск, и те страшные утесы скроются из глаз его, может быть навсегда. Но внезапно послышались крики и гомон. Он застыл: точно, орки, и спереди, и позади. Тяжелый топот, грубые окрики: откуда-то слева, что ли, приближались они к Ущелине - должно быть вышли из башни. И сзади тоже - топот и окрики. Он обернулся: факельные огоньки плясали у подножия утесов, появлялись из прохода. Вот наконец и погоня. Недаром башня мигала красным глазом. Он угодил между двух огней. Впереди уж совсем близко мелькали отсветы факелов и слышался лязг стали. Через минуту они подойдут к гребню - и ему крышка. Долго он больно раздумывал, и, видать, понапрасну. Куда ж ему деваться, как спастись, главное - спасти Кольцо? Кольцо. Не колеблясь и не размышляя, он вытащил цепку, взял Кольцо в руку. Передовой орк возник в Ущелине прямо перед ним, и он надел Кольцо. Все переменилось, и за один миг пролетел словно бы час. Слух его обострился, а зрение помутилось, но иначе, чем в логове Шелоб. Кругом стало не черно, а серо, и он был один в зыбкой мгле, как маленькая черная-пречерная скала, а Кольцо, тяготившее его левую руку, жарко сверкало золотом. Он себя невидимкой не чувствовал: наоборот, ему чудилось, будто его видно отовсюду, и всевидящее Око, он знал, жадно ищет его. Надсадный хруст камней был ему слышен, и мертвенный лепет воды в Моргульской долине, и хлюпающие стенания Шелоб, заблудившейся в собственном логове, и стоны узников из башенных подземелий, и крики орков, выходящих из логова, и оглушительный галдеж и топотня пришельцев из-за гребня. Он прижался к скале, а они промчались мимо, как вереница уродливых теней, мерзкие призраки в брызгах бледных огоньков. Он съежился, отыскивая ощупью укромную выбоину. И прислушался. Орки из перехода и эти, с башни, завидели друг друга - шум и гам удвоились. Он отчетливо слышал тех и других и понимал их речь. То ли, надевши Кольцо, начинаешь понимать все языки, то ли язык рабов Саурона, его изготовителя, - словом, все было понятно, он как бы сам себе переводил. Видно, мощь Кольца возросла стократ неподалеку от горнила, где оно было отковано; но уж чего-чего, а мужества оно не придавало - Сэм думал лишь о том, где бы спрятаться и переждать суматоху, а пока напряженно вслушивался. Где орки встретились, этого он не знал, но говорили точно у него под ухом. - Видали? Горбаг! Чего это ты приперся - воевать надоело? - Приказ, мордоплюй! Ты-то, Шаграт, зачем задницу приволок? Повоевать захотелось? - Здесь я приказываю, я здесь начальник, а ты придержи язык. Чего нашли? - Ни хрена. - Гей! Гой! Эге-гей! - Галдеж перебил начальственную беседу. Нижние орки что-то обнаружили и забегали. Подбегали остальные. - Го-го-го! Тут что-то валяется прям на дороге. Лазутчик, лазутчик! - Сипло завизжали рога, все перекрикивали друг друга. В холодном ужасе Сэм очнулся от напавшей на него трусости. Нашли хозяина, гады. Что они с ним сделают? Слыхивал он такие рассказы, что аж кровь замерзала в жилах. Ну нет - он вскочил на ноги. Пропадай все пропадом, грош цена всем его доводам; сомненья и страхи как рукой сняло. Он твердо понял, где его место: рядом с хозяином, живым или мертвым, а почему да зачем - неважно. И он сбежал по лестнице и помчался тропою к Фродо. "Сколько их там? - думал он. - Из башни тридцать-сорок, не меньше, да снизу столько же, а то и побольше. И столько ж я их успею перебить? Голубой клинок они заметят и раньше ли, позже ли одолеют меня. Хорошо бы когда-нибудь сложили песню: "Как Сэммиум погиб на перевале, защищая тело хозяина". Да нет, какая песня. Кольцо найдется, и песен больше не будет. Что ж, нет так нет, а мое место - возле господина Фродо. Должны они это понять - и Элронд, и Совет, и все ни, великие и мудрые: просчитались они. Из меня Хранителя не выйдет - я только вместе с господином Фродо". Что-то орков не видать в этой мути. Прежде он как-то перемогался, а теперь вдруг разом устал так, что впору копыта отбрасывать. Не бежит, а еле тащится, и тропе конца нет. Да куда же они все подевались - вот проклятый туман! Ага, вон они! Еще далеко, ух ты, как далеко. Столпились, а некоторые рыщут кругом, следы вынюхивают. Он силился побежать. - Ну давай, давай, Сэм! - торопил он себя. - А то опять прохлопаешь, что тогда? - Он нащупал рукоять меча. Сейчас он его выдернет из ножен и... Дико загалдели, заржали, загоготали, поднимая тело с земли: - Раз-два, взяли! Эй ты, рыло! Оп! Оп! Начальственный окрик: - Шагом марш, поровнее! Напрямую к Нижним Воротам! Сегодня Она, похоже, не вылезет. - И целая свора сорвалась с места. Четверо посредине несли тело на плечах. - Го-гой! Все: убежали, унесли тело Фродо, теперь уж их не догнать; но он не останавливался. Орки исчезли в проходе: четверка с телом впереди, задние устроили толчею. Сэм подоспел - и обнажил меч, полыхнувший голубым пламенем, но его никто не заметил, и последний орк скрылся в зияющей дыре. Он постоял, держась за сердце, и немного отдышался. Потом отер рукавом с лица копоть, пот и слезы. - Гадина проклятая! - сказал он и нырнул в смрадную темноту. Теперь темнота была не такая черная: просто он из туманной мглы окунулся в густой туман. Усталость его возрастала, но и упорства прибавилось. Вроде бы и невдалеке плясали огоньки факелов, но, как он ни спешил, догнать их не удавалось. Орки - ходоки быстрые, а уж этот-то переход они знали назубок: как ни страшились они Шелоб, а иного пути, кроме самых окольных и запретных, от Мертвой Крепости до сторожевой башни не было. Когда проделали главный проход и зачем вырубили тот круглый отсек, где Она облюбовала берлогу, - этого никто не знал, но обходных туннельчиков наделали видимо-невидимо: бегать-то мимо Шелоб приходилось по сто раз на дню. Нынче бежать было недалеко - потайным боковым ходом к подбашенной скале. Полные злорадного ликования - не без добычи! - на бегу они чисто по-оркски орали и переругивались. Сэм слышал их грубые голоса, точно ржавый скрежет в мертвенном воздухе: громче и ближе всех говорили между собой два вожака, замыкавшие шествие. - Унял бы ты своих долбаков, Шаграт, - буркнул один. - Вот щас Шелоб как выскочит! - Не воняй, Горбаг! Твои не меньше галдят! - огрызнулся другой. - Дай ребятам подурачиться. Шелоб нынче квелая, авось не выскочит. На гвоздь Она, что ли, напоролась, не знаю, и утешать не побегу. Видал, как все запакощено аж до поганой Ее берлоги? Да коли сто раз сошло, сойдет и в сто первый, пусть их поржут. Опять же везуха: в Лугбурзе будут довольны. - Сказанул: в Лугбурзе! С чего бы это: подумаешь, какой-то эльфийский недомерок. Особо опасный, что ль? - Не знаю, глазами поглядеть надо. - А-а-а! Сам, стало быть, не знаешь, в чем дело, из-за чего сыр-бор? Ну да, у них там неверху все тайны да секреты, где нам, дуракам. А я тебе по секрету вот что скажу: на самом верху те же портачи сидят, даже еще хуже. - Ч-ш, Горбаг! - Шаграт так понизил голос, что и болезненно чуткий слух Сэма едва улавливал слова. - Портачи-то они портачи, а глаза и уши у них повсюду, и мои огольцы всегда на стреме, было б что доносить. А они там сротозейничали, это точно. Недаром назгулы, сам говоришь, места себе не находят, в Лугбурзе тоже переполох. Что-то у них чуть не сорвалось. - Чуть не сорвалось, говоришь? - хохотнул Горбаг. - Ладно, ладно, - сказал Шаграт, - поговорим потом. Тут щас будет один закоулок: парни пусть идут, а мы присядем потолкуем. Факелы куда-то поисчезали. Прокатился гул, раздался глухой удар. Сэм подбежал - оказалось, орки ушли тупиковым проходом. Его загораживал огромный камень, но они как-то, видать, его отодвинули и задвинули: голоса их доносились с той стороны. Орки убегали в каменную глубь, к своей башне, - и уносили на поругание тело Фродо, а Сэм, хоть ты тресни, не мог даже следовать за ними. Он потыкался в каменную глыбу, попробовал ворохнуть ее, кидался на нее всем телом, но она не поддавалась. И снова, вроде бы совсем неподалеку, послышались голоса вожаков, и он навострил уши: вдруг что-нибудь разузнает? Кстати, же, Горбаг, должно быть, снизу, из Минас-Моргула, будет выходить, а он и прошмыгнет. - Не-а, не знаю, - сказал голос Горбага. - Обычно-то приказы поступают быстрей, чем птица долетит. А как - не знаю, да лишнего и не надо знать. Бррр! С этими назгулами не захочешь, а обделаешься. Глянут на тебя - будто шкуру сдирают: раз-два, и отправят освежеванного вялиться на том свету. А Самому они лучше братьев родных, так что терпи да молчи в тряпочку. Нет, я тебе скажу, в крепости служить - не шутка. - Ты бы здесь послужил, погулял бы в обнимку с Шелоб, - сказал Шаграт. - Она мне тоже без надобности: податься бы куда-нибудь, где ни их, ни Ее. Да куда же подашься: война, разве что после. - Война, говорят, хорошо идет. - Они скажут, - хмыкнул Горбаг. - Поживем - увидим. Но если и правда все утрюхается, то заживем попросторнее. Как думаешь? Может, подберем с десяток лихих парней, дадим тягу да поищем, где поразжиться есть чем, а командиров нет? - Эх! - сказал Шаграт. - А что, тряхнем стариной? - Ну, - сказал Горбаг. - Это мы потом, а сейчас тут что-то не то, нюхом чую. Я тебе говорю, Большие Шишки, - он перешел почти на шепот, - ну, самые большие, где-то напортачили. "Чуть не сорвалось"! То-то и оно, что сорвалось! А мы - бегай поднимай. Бедняга наш брат Урукхай - только бы им дыры нашими задницами затыкать! Пользуются, что враги любят нас не больше, чем Самого, и что ежели Ему, то и нам копец. Погоди-ка: ты когда приказ получил? - Да с час назад, мы почти сразу и встретились. Сказано было: Назгул тревожится. Берегись лазутчиков на Лестницах. Стражу везде удвоить. К лестницам выставить дозор. Я скомандовал - и побежали. - Скверное дело, - сказал Горбаг. - Видишь ли - наши Безмолвные Соглядатаи встревожились пораньше назгула, дня два назад, это я точно знаю. А с дозором меня послали только вчера и в Лугбурз не сразу доложили: то да се, гром и молния, Главный Назгул выступает с войском. Говорят, из Лугбурза вообще велели не соваться с пустяками. - Ну да, и Око здесь не шарило, - сказал Шаграт. - Говорят, на западе большие бои. - Это само собой, - проворчал Горбаг. - А враги тем временем пробрались по Лестницам. Ты-то, между прочим, где был? Особого распоряжения дожидался? Кто за тебя должен стеречь верхнее ущелье и переход? - Заткнись, ты! Ишь, командир нашелся; не учи ученого. Мы итак всю ночь глаз не смыкали. Тут чудные дела творились. - Что за чудные дела? - Да уж чудные: свет мелькал, крики слышались. Но Шелоб-то тоже не дремала. Парни видели Ее с Мозгляком. - Какой еще Мозгляк? - Поглядел бы ты на него: черненький такой вшиварь, сам как паучок или заморенный лягушонок. (так это Маугли?!! - А.Д.) Он здесь и раньше бывал. Первый раз явился не откуда-нибудь, а из Лугбурза, понял, несколько лет назад, и нам велено было задержек ему не чинить. И с тех пор разок-другой вскарабкался по Лестницам, но мы его не трогали, будто и не замечаем: он как-то поладил с Ее Милостью. Видать, Она просто на тощий кус не позарилась - на приказы-то сверху Ей сто раз плевать ядовитой слюной. Ну, вы там в долине хороши сторожа: он сюда уж сутки как пробрался. Вчера под вечер его видели. А потом докладывают мне, что Ее Милость забавляется, я думаю - ну и на здоровье, другое дело - когда приказ вышел. Верно, думаю, Мозгляк Ей какую-нибудь живую кровянку притащил, а может, от вас доставили подарочек - пленного или кого там. Я Ей забавляться никогда не мешаю - Ей помешаешь, как же! - а мимо Нее все равно никому ходу нет. - "Ходу нет, ходу нет"! Ты гляделки-то разуй! Говорю тебе: что-то стряслось, нюхом чую. Кто уж там пожаловал по Лестницам, не знаю, только он протырился, понял? Раскромсал ее паутинку и вылез из логова. Это тебе не хухры-мухры! - Ну он же от Нее не ушел, верно? - Не ушел? Кто не ушел? Этот замухрышка? Да если б он был один, давно уж вылеживался бы в Ее кладовочке на верхней полочке, а ты бы его у Нее выпрашивал, потому как в Лугбурзе шутить не любят. Считай, тебе повезло. Только он не один был! Тут Сэм стал слушать внимательнее и прижался ухом к камню. - Кто его освободил-то, а, Шаграт? Да тот же самый, что раскромсал паутину. Сам, что ль, не понимаешь? А кт подколол Ее Милость? Опять же он. А где он? Ну где он, Шаграт? Шаграт молчал. - Ты шевели, шевели мозгами - нет своих, займи на время, дело-то нешуточное! Никогда и никто еще до Шелоб иголкой не дотянулся, не хуже меня ты это знаешь. Старушку-то жалеть не будем, хрен с Ней; но ты сообрази сам: тут у тебя шастает всем мятежникам мятежник, с недобрых времен Великой Осады таких и в заводе не было. В общем, что-то сорвалось. - Ну и что это за мятежник, по-твоему? - Да по всему видать, мил друг Шаграт, что это огромный богатырь, наверняка эльф, с эльфийским мечом - это точно, да и секира небось при нем; он тут орудует у тебя под боком, а ты хайлом мух ловишь! Что говорить, чудные дела! - Горбаг сплюнул. Сэм мрачно усмехнулся, узнав себя в описании. - Да ну тебя в Моргул, вечно ты тоску нагоняешь, - сказал Шаграт. - Вольно тебе выдумывать, а может, все гораздо проще объясняется. Короче, дозорных я всюду выставил, и, если даже двое, разбираться будем по одному. Погляжу как следует на того, который нам попался, а там и подумаю, что дальше делать. - А я тебе говорю, что на замухрышку можешь заранее плюнуть, - сказал Горбаг. - Он тут вообще сбоку припека. Да тот великан с острым мечом и возиться-то с ним не стал, бросил подыхать: эльфы, они такие. - Посмотрим. Айда, а то заговорились. Пошли разбираться с пленным. - Чего ты с ним делать-то собираешься? Ты не забудь - это мои молодцы нашли его. Если потрошить, то чур мы первые. - Легче, легче, - заворчал Шаграт. - Нечего тут, у меня приказ, и нарушать его никому не позволено - наши с тобой головы первые полетят. Всякого пойманного нарушителя заточить в башню. Раздеть донага. Составить полную опись одежды, оружия и всего, что при нем найдено - письма, кольца, любые безделушки: опись немедля переправить в Лугбурз, и только в Лугбурз. Пленника под страхом смертной казни для всех и каждого пальцем не трогать и беречь пуще глаза, покамест Сам за ним не пришлет или не явится. Инструкции ясные, мое дело их выполнять от точки до точки. - А донага раздеть - это как? - спросил Горбаг. - Уж заодно-то, может, зубки повыдергать, ноготки, волосики, а? - Ни-ни, и не мечтай. В Лугбурз без никаких, целого и невредимого. - Ну, это дудки, - расхохотался Горбаг. - Чего дохлятину-то беречь? Жмуриков у них, что ли, в Лугбурзе не хватает? Сварить бы его на ужин, и дело с концом. - Болван! - рявкнул Шаграт. - Язык у тебя без костей, а ты бы лучше послушал тех, кто смыслит побольше твоего. Смотри, вот сам попадешь на ужин к Шелоб. Дохлятина! Много ты понимаешь про Ее Милость! Если Она пеленает - значит, мясцо заготавливает, а дохлятины Она не жрет и тухлой кровянки не пьет. Не мертвый он вовсе! Сэма шатнуло; он вцепился в камень. Ему показалось, будто черное логово переворачивается вверх дном. От потрясения он чуть не лишился чувств, но превозмог дурноту, ясно услышав свой внутренний голос: "Дуралей ты, он же не мертвый, и в сердце своем ты это знал. Голова твоя, Сэммиум, садовая, ты ее лучше в карман спрячь. Беда с тобой та, что ты потерял надежду, а лучше сказать, с самого начала ни на что не надеялся. Теперь-то как быть?" Пока никак, пока всем телом вжаться в холодный камень и слушать, слушать, слушать гнусные голоса орков. - Эх ты, тютя! - сказал Шаграт. - У Нее же разные яды на разные случаи. Когда Она охотится, то ужалит в шею, упакует мягонькое мясцо в кокон, а уж потом лакомится помаленьку. Помнишь старину Уфтхака? Он вдруг запропал: день его нет, два нет, на третий идем - а он висит в уголочке живехонек и пялит зенки. Ну мы и хохотали! Может, Она его подвесила и забыла, но мы его так висеть и оставили - охота была с Нею связываться! Нет, этот вшиваречек через часик-другой очухается: ну потошнит его, а так хоть бы что, это уж в Лугбурзе его на части разберут. Память у него, конечно, малость отшибет: невдомек ему будет, где он да что такое с ним приключилось. - И что его ожидает! - захохотал Горбаг. - Ладно, это мы ему порасскажем, раз больше ничего нельзя. В лугбурзских хоромах он врял ли бывал, надо его подготовить, а то испугается с непривычки. А что, забава не хуже другой. Пошли! - А я тебе говорю, забавляться не будем, - пробурчал Шаграт. - Если он в уме повредится, то все мы, считай, мертвецы. - Ладно, ладно, не пукай! Я бы на твоем месте обложил другого, здоровяка, а пока чего даже и в Лугбурз не докладывал бы. Там ведь косо посмотрят, что ты изловил котенка и упустил кота. Голоса стихли, и шаги удалились. Сэм оправился от потрясения и пришел в бешенную ярость. - Ну и сглупил же я! - кричал он. - Так я и знал! Теперь он у них, у гадов, у мерзавцев! Одно тебе надо было помнить: никогда, ни под каким видом не оставляй хозяина, и все тут! И не мудрить! Ох, хоть бы мне это простилось! А теперь надо пробраться к нему - как хочешь, хоть из кожи вон! Он снова обнажил меч и рукоятью выстукивал камень: тот отзывался глухим гулом, но клинок запылал ярко-ярко, и при свете его Сэм с изумленьем увидел, что перед ним не просто камень, а каменная дверь в полтора его роста. Между дверью и аркой оставался узкий лаз; дверь небось была от Шелоб и запиралась с той стороны хитрым засовом или крюком, для Нее недосягаемым. Сэм подпрыгнул, схватился за верх двери, подтянулся, просунулся в лаз, перевалился, тут же вскочил и побежал со всех ног со сверкающим клинком в руке по извилистому проходу. Узнав, что хозяин жив, он и думать забыл о своей усталости. Впереди ничего было не видно: уж больно петлял проход, но орков он, должно быть, догонял - два голоса послышались совсем рядом. - Как сказал, так и сделаю, - сердито отрезал Шаграт. - Запру его в потайной каморке на самом верху. - Зачем это? - буркнул Горбаг. - У тебя что, внизу нет надежных застенков? - Сказал же, подальше от вашего брата, - отвечал Шаграт. - Понял? Его нельзя трогать, а я не всем своим парням доверяю, твоим-то и подавно, да и тебе не очень - мало ли, приспичит тебе позабавиться. Я за него в ответе и тебя к нему близко не подпущу, разве что под моим присмотром. Говорю: на самый верх, там до него никто не доберется. - Никто? - крикнул Сэм. - А про эльфийского-то богатыря у вас под боком забыли! И он выпрыгнул из-за последнего поворота, но Кольцо, что ли, обмануло его - уж очень их было хорошо слышно - или проход такой опять же хитрый, только они оказались довольно далеко: два черных приземистых урода на фоне багрового неба. Они поднимались по каменному скату к широко распахнутым двустворчатым воротам в нижние, а то и подвальные помещения башни - ее могучего рога даже и видно не было. Орки со своей ношей уже давно зашли в ворота; Горбаг и Шаграт были от них за два шага. Хриплый хор грянул песню; затрубили рога, ударили в гонги, заорали на все голоса. Горбаг и Шаграт переступили порог. Сэм кричал и махал сверкающим Терном, но его голосок тонул в несусветном гаме. Никто его не заметил. Гулко захлопнулись огромные ворота. С лязгом задвинулись тяжелые железные засовы. Сэм с разгону ударился о шиповатую бронзовую обшивку и без чувств упал наземь. Он остался один снаружи, в темноте. Фродо был жив и живым попал в руки Врага.
|
|